Законопроект «зашёл» в парламент как первоочередной и был рассмотрен в короткие даже для парламента сроки. Он принимался в ответ на сентябрьское пожелание президента, который, однако, ничего о его неотложности не говорил.

Чрезвычайное положение не позволяло гражданскому обществу принять участие в парламентской рабочей группе. К участию в ней были приглашены лишь избранные представители гражданского общества, большей частью академическое сообщество, правозащитное представлял Евгений Жовтис. Почему другие люди, подававшие заявки на участие в рабочей группе, – например, президент ОФ «Фонд развития парламентаризма» Зауреш Батталова, – не вошли в ее состав – неизвестно.

Не выдержав откровенного игнорирования правозащитных рекомендаций и передергивания понятий, Евгений Александрович Жовтис вскоре рабочую группу покинул. Заседания проводились онлайн. Обсуждать законопроект, кроме самих депутатов, остались лояльные власти представители гражданского общества.

Параллельно с рабочей группой, в режиме онлайн, общественность и правозащитники требовали от парламента и президента переноса обсуждения законопроекта на послекарантинный период. Невзирая на эти требования, не принимая в расчет многочисленные замечания к законопроекту как казахстанских, так и иностранных правозащитников, а также международных организаций, парламент упрямо продолжал рассматривать законопроект.

В результате, с незначительными изменениями он был принят обеими палатами, ушел на подпись президенту, который тут же подписал его.

К чему такая срочность? Никаких вразумительных ответов, которые бы объясняли скорость принятия нового закона, вместо действующего до этого целых 25 лет другого, от властей так и не последовало. Такое пренебрежение мнением гражданского общества просто возмущает. И ладно бы, если бы в результате был принят хороший закон. Но нет, мы получили закон, мало чем отличающийся от прежнего. Президент может быть доволен.

Вместо помощи населению парламент принимает законы, имитирующие политические реформы. Для правящего режима срочность состоит в том, что скоро парламентские выборы, и надо создать видимость демократизации.

К примеру, в закон о политических партиях вносятся два изменения. Одно снижает регистрационные требования с сорока до двадцати тысяч членов, а второе обязывает соблюдать 30% квоту для женщин и молодежи при участии в выборах.

Проблема заключается в сверхсложной системе регистрации партии и требованиях иметь членство и представительство во всех регионах. Также у министерства юстиции согласно закону есть множество возможностей отказать в регистрации, используя малейшие ошибки, или даже заморозить регистрацию на неограниченное время из-за проверки.

Гендерные квоты работают при демократических выборах. Но если в стране нечестные выборы, в них мало смысла. К примеру, в действующем составе Мажилиса 29% женщин. Кто-нибудь знает их? Или знаком с их выдающейся деятельностью? Нет. Квоты без демократии не решают проблему гендерного неравенства, они лишь служат инструментом спекуляций со стороны правящего режима.

Исключение термина «гендер» из законодательства приведет к очень узкому пониманию проблемы в области гендерного равенства, так как пол – это биологический и медицинский термин, а гендер – социально-культурный конструкт пола, включающий целый спектр отношений в обществе к представителю того или иного гендера.

Замена термина «гендерное равенство» на «равноправие по признаку пола» и исключение в связи с этим термина «гендер» из Закона РК «О государственных гарантиях равных прав и равных возможностей мужчин и женщин» создаст вакуум между настоящим законом и Концепцией семейной и гендерной политики. Важно отметить, что термин «равноправие по признаку пола» не является общепринятым в мировой практике, в отличие от термина «гендерное равенство».

Так, мужской и женский пол в любой стране идентичны, а мужской и женский гендер в разных странах понимается совершенно по-разному, поскольку женщины и мужчины в разных государствах играют разные социальные роли, имеют разные статусы.

Еще один важный аспект поправок – это внесение дополнения в статью о «запрещении дискриминации в сфере труда ТК РК». Человек, которого не приняли на работу, теперь имеет право обратиться к работодателю и запросить информацию на утвержденного кандидата. Здесь возникает вопрос о передаче личных данных третьим лицам, но по этому поводу обещали принять уточнения. Гораздо важнее, что если кандидату отказали на дискриминирующих основаниях, то бремя доказывания по-прежнему лежит на самом соискателе. В то же время в международной практике принят обратный метод: например, в европейских странах работодатель должен доказать, что он не дискриминировал работника.

По результатам проведенного исследования в 2018 году в гг. Алматы, Астана и Шымкент среди 320 соискателей и 20 HR профессионалов, 80% опрошенных соискателей подвергались дискриминации в процессе трудоустройства, а гендерная дискриминация в компаниях носит массовый системный характер.

Следовательно, предлагаемая поправка, хоть и задуманная ради повышения прозрачности при отборе кандидатов, на практике выступает малополезной и крайне фрагментарной мерой для борьбы с системной комплексной проблемой.

В странах представительной демократии парламент отражает интересы граждан, обладает правом издавать законы и следить за работой правительства. Поэтому неудивительно, что во время пандемии парламентарии в демократических странах сыграли главную роль в оказании помощи своим гражданам и бизнесу. Например, всем известны антикризисные меры в 3 млрд долларов, принятые Конгрессом США, или аналогичный пакет мер, принятый парламентом Соединенного королевства, покрывающий до 80% зарплаты сотрудникам МСБ. Похожие шаги предприняли парламенты Канады и Германии.

Наша основная проблема в том, что у нас нет независимого парламента, он подчинен президенту. Мы являемся классическим примером автократии. Поэтому в нашем случае парламент не обладает исключительным правом издавать законы, он их формально принимает согласно плану Министерства юстиции и инициативам президента. Из-за отсутствия честных выборов депутаты не представляют общество и не обладают политической независимостью, чтобы возражать.

Антикризисные меры Токаева не разрабатывались независимым парламентом, они были приняты без учета интересов общества. Поэтому правительство ограничилось мизерными выплатами
в 42 500 тенге и оставило общество и бизнес наедине со своими проблемами.

Более того, поскольку нет надзора за деятельностью правительства в виде парламента, мы даже не сможем узнать, как и на что израсходованы деньги налогоплательщиков, выделенные на борьбу с коронавирусом.